Накануне

Женщину проще ласкать, обнимать,
Петь, танцевать, веселиться…
Случись что, захочешь ответственность взять?
Продолжить свой род иль все беды принять?
Куда там! Тебе лучше скрыться! — Пускай все горе ей, а я-то тут при чем?
Сама виновата одна ты во всем.
Сама ты глупа, не смогла уберечься…
Подумаешь, больно! Ведь это не вечно… Но разве сравнишь раны боль и души!
Как жалко с приказом убить в себе жизнь,
Кровинку родную, совсем молодую… Послушно иду, что б ее погубить.
С врачом-палачом мне ли шутки шутить. Вот койка в больнице, в ней страшно, поверь.
Как страус в песке, прячет голову зверь.
Лежу я и жду, как откроется дверь.
Как вор и разбойник себе ж врет: »Не верь». Сто раз дверь откроется, «мамочки» входят.
И сто раз я вздрогну — за мной не приходят.
Чудовищный акт, мысль черна, не проходит…
А жизнь малыша горькой болью уходит! Ну вот и позвали, и сердце стучит,
Но мне ли решать: буду жить иль не жить.
Гарантий никто не дает никогда,
Такая уж доля убийц: жизнь — беда. Кого-то молю и прошу: »Ты живи»,
Но тут же приказ — слышу: «Глубже дыши!»
Себя заставляю: усни поскорей!
Но нет, не берет меня маска чертей. Не снятся кошмары, не тянет могила,
Лишь боль нетерпима, но я терпелива… Все кончено! Быстро меня поднимают,
Вакансию тут же мою занимают.
Меня ж поднимают, в каталку сажают,
Везут и, сочувствуя, пот вытирают… Но рада ли я что осталась жива?
Вот в одночасье разбилась семья,
Заставила боль ненавидеть тебя,
Тюремная ждет в наказанье скамья. С тобою убили и жизнь »порешили»,
Любовь схоронили в безвестной могиле.
Остались там ручки и ножки лежать,
Им никогда не бежать, не сказать. И всю свою жизнь не смогу слез сдержать,
Смертельно ошиблась, свой срок нам мотать.