Хашная

В рассветный час люблю хашную.
Здесь без особенных затей
Нам подают похлёбку злую
И острую, как сто чертей. Обветренные альпинисты,
Рабочие, портовики,
Провинциальные министры
Или столичные жуки В земной весёлой преисподней,
В демократической хашной,
Вчера, вовеки и сегодня
Здесь все равны между собой. Вот, полон самоотреченья,
Сидит, в нирвану погружён,
Провидец местного значенья,
Мудрец и лекарь Соломон. К буфетчице, к весёлой Марфе,
Поглядывая на часы,
Склоняется в пижонском шарфе
Шофёр дежурного такси. В углу, намаявшийся с ночи,
Слегка распаренный в тепле,
Окончив смену, ест рабочий,
Дымится миска на столе. Он ест, спины не разгибая,
Сосредоточенно, молчком,
Как бы лопатой загребая,
Как бы пригнувшись под мешком. Он густо перчит, густо солит.
Он держит нож, как держат нож.
По грозной сдержанности, что ли,
Его повсюду узнаёшь. Вон рыбаки с ночного лова,
Срывая жёсткие плащи,
Ладони трут, кричат громово:
– Тащи горячего, тащи! Они гудят, смеясь и споря,
Могучей свежести полны,
Дыханьем или духом моря,
Как облаком, окружены. Дымится жирная похлёбка,
Сытна бычачья требуха,
Прохладна утренняя стопка.
Но стоп! Подальше от греха! Горбушка тёплая, ржаная,
Надкушенная ровно в шесть.
Друзья, да здравствует хашная,
Поскольку жизнь кипит и здесь!